В наше корпоративное время сама по себе «бестактность» для критика скорее достоинство, чем недостаток. Конечно, хорошо бы, чтобы она при этом не была «глупостью». Из оценки Владимира Грачёва получается, что я существенно «поумнел», не включив сравнение его дневников (которых я, увы, не читал) и Михаила Кузмина, что я проделал в рецензии «Геопоэтический референдум» (Октябрь, 2001, № 5, http://old.russ.ru/krug/kniga20001213.html), в свои книги «Крымский текст в русской литературе» (СПб.: Алетейя, 2003) и «Наследие Крыма: геософия, текстуальность, идентичность» (М.: Русский импульс, 2007).

Японские стихи
Стало быть, Басё в осмыслении Вишневого — почему нет? Он всех и всё переписал по-своему. Басё попался позже других. Родились японские строфы Вишневого. Классик, думаю, не обиделся бы.
Предлагаемая японская подборка была дорога Вишневому. Переделывал, присылал, опять переделывал.
Я набрала её с бумаги на компьютер — он опять переписывал, уставал он неё, и всё сначала. Я собиралась, безусловно, включить её в «Тёмные Плеяды», но каким-то непостижимым образом вся подборка в самом конце процесса вдруг выскользнула из книги. Восстанавливая изначальный замысел, публикуем её с коротким электронно-эпистолярным врезом от автора: процесс его углубления в японскую стихию сопровождался типичными крымскими пассажами.

...Когда закончился институт (лето 1982 г.), возможностей уединения поубавилось. Вишневому пришлось поехать в Симферополь, заняться восстановлением крымской прописки, а ему там отказывали, поскольку женат на грузинке («вот и езжайте к ней в Тбилиси»), и он затеял развод, чтоб освободиться от паспортных пут. И если Алина ещё могла себе представить свою семейную жизнь в Симферополе, и она искренне пробовала, приезжала в Крым, то Вишневой себя в Тбилиси никак представить не мог. Ездил, всё понравилось, но — он крымский фрукт. Он — штучное изделие Симферополя. В определённом смысле он сам и есть Симферополь. В Москве он постоянно рассказывал — всем — об этом городе, о каждом человеке. Было бесспорно: как бы ни складывалась жизнь, как бы ни ценил он любых людей, его судьба — Симферополь. Крым. «От ушей до хвостей».

Словарь его любви
Спроси меня, как встарь:
Что ты читаешь?
Скажу: «Словарь, словарь,
Моя любимая». А. Вишневой
Счастливая однокурсница по Литературному институту, я получила у Александра Вишневого бесценные уроки русской словесности.
«А теперь смотри...» — и начинались его многочасовые лекции-медитации, от которых кружилась, наполняясь словами и смыслами, моя пустая провинциальная голова. Видимо, сознание расширялось. Не надо смеяться: мне было восемнадцать; тихая, но амбициозная девочка из Воронежа, явившаяся в Москву, чтобы остаться в ней навсегда. У девочки была жизненная цель: писательство, книги. Графоманю я с трёхлетнего возраста, и это не лечится.
Цель для нас, Тельцов, — серьёзное приключение. Цели подчиняется, летит ради неё в топку любое топливо. Всё второстепенно, если не ведёт к цели. Вишневой тоже Телец, 3 мая. Я родилась 30 апреля. Тельцы — самые терпеливые из всех знаков, упорные и несгибаемые, и даже если кому-то кажется, что Телец объелся, напился, забылся, болен и теперь с ним можно делать что попало, ошибка в диагностике вскрывается очень быстро.