Мы учились в Литинституте в последние брежневские годы. Хорошее время, молотый кофе — три рубля сорок пять копеек первый сорт пачка в гастрономе близ нашего общежития на Руставели, автомобильных пробок нет, и на учёбу можно прибыть троллейбусом № 3 без опоздания, каменностабильное государство платит стипендию, преподаватели экстра-класса, люди на курсе как на подбор — свобода и воля жизнерадостных придурков. Как мы колобродили в вышеупомянутом общежитии — наверное, каждый выпуск может чуть не под копирку поведать уйму потрясающих и судьбоносных историй-близнецов, неизбежных в условиях тесного проживания безусловных гениев. Уверена, и в других разделах этого сборника достаточно воспоминаний о стихочтениях, круглосуточных словопрениях, буйных романах с выходом в окно и мечтах о точном и единственном слове. Мы как сообщество были разношёрстны, многонациональны (Африка, Алтай, Грузия, Болгария, Дагестан, Украина, пол-России...), безумны в страстях, влюблены в альма-матер и постоянно, до горечи, — друг в друга. И почти все другие жили, догадываюсь, так же... Читать далее...

Угадайте с трёх раз, когда это бывает: деревья одеваются, бабы раздеваются? Шутка! Шутка в духе «Девятки». Так в просторечии называется кафе «Стойло Пегаса». Есть такая забегаловка в самом центре Мифрополя. Двумя, по крайней мере, достоинствами она обладает: недорого и не отравишься...
Называется она так, потому что однажды якобы видели там белоснежного крылатого коня.
Массовый гипноз — дело реальное. А самый сильный из самых известных свальных средств зомбирования — Его Высокоблагородие Алкоголь.
Всё это, разумеется, миф. Чего только спьяну не привидится нашему брату. Но с давних пор сначала неформально, а затем и официально здание под номером 9, в котором весь первый этаж как раз и занимает заведение, стало называться «Стойлом».
Отличается оно и своим демократизмом. Здесь можно встретить как бездомного бродягу, так и депутата парламента. За одним столиком можно увидеть мента и бандита. Здесь тусуются всем известные уличные певцы и непризнанные гении... Читать далее...

Если бы в крымской столице вдруг установили памятник этому человеку, никто бы не удивился. Аргументы, подтверждающие эту сентенцию, читатель найдёт ниже — в материалах, посвящённых этой личности в разные годы. А также из фрагментов книги, написанной им самим. Читать далее...

Читать далее...

Южное море, возможно, было ещё тёплым, но люди вокруг него уже закутаны, как северяне. Осень; курортный сезон уходил.
Пивной ларёк, аляповато раскрашенный, чуждо торчал среди мягкого песчаного пейзажа. И музыка оттуда неслась нарушительная, чуждая спокойному величию моря и гор, окаймляющих бухту.
Немногочисленные чёрные люди-галки возле ларька, нахохлившиеся, недвижные, также были чужды гармоничному миру природы.
Двое мальчишек — пятнадцатилетний темноволосый кудрявый Яя и шестилетний светленький худенький шкет Виля — торговали у пивного ларька рыбной мелочью. Яя, крепкий паренёк, держал столовский гнутый поднос, а у доходяги Вили позвякивала на шее банка из-под пива — на манер послевоенных нищих...
Покупателей не было. Читать далее...

В наше корпоративное время сама по себе «бестактность» для критика скорее достоинство, чем недостаток. Конечно, хорошо бы, чтобы она при этом не была «глупостью». Из оценки Владимира Грачёва получается, что я существенно «поумнел», не включив сравнение его дневников (которых я, увы, не читал) и Михаила Кузмина, что я проделал в рецензии «Геопоэтический референдум» (Октябрь, 2001, № 5, http://old.russ.ru/krug/kniga20001213.html), в свои книги «Крымский текст в русской литературе» (СПб.: Алетейя, 2003) и «Наследие Крыма: геософия, текстуальность, идентичность» (М.: Русский импульс, 2007). Читать далее...